— Да вот, Анатолий Михайлович интересуется.
Радистка широко улыбнулась старпому — слухи о его бесстрашии долетели и до нее — и постучала в дверь особисту.
— Товарищ старший лейтенант госбезопасности, вам депеша из Москвы!
Из окна рядом с дверью высунулась рука и требовательно растопырила пальцы.
Вырвав из рук радистки телеграмму, Федоров положил шифровку на стол и разгладил руками. Раскрыв книгу дешифровки, он принялся расшифровывать текст. Знаки расплывались и смазывались в сплошные полосы. Для резкости зрения он приложился пару раз к горлышку бутылки и, вспотев, наконец захлопнул книгу шифров. Теперь можно и прочитать. Особист пробежал глазами текст раз, затем другой. Озадаченно перевернул лист в надежде на продолжение. Потом он почувствовал, как у него подкашиваются ноги, а вслед за тем в голову хлынула кровь.
— Убью! — прохрипел он. — Без суда и следствия!
Споткнувшись о валявшиеся под ногами сапоги, Федоров дернул душивший ворот гимнастерки и потянулся за пистолетом. Килограммовый ТТ приятно наполнил тяжестью руку. Особист осклабился. Теперь он не просто товарищ Федоров, теперь он карающая длань партии! Вывалившись из каюты, он сощурился от ослепившего солнца.
— Где эта фашистская морда! Ко мне-е-е!
В воздух грянул сухой выстрел, распугав рассевшихся на антеннах чаек.
Увидев палящего в воздух особиста, Вася Рябинин тут же рухнул на дно шлюпки.
— Анатолий Михайлович, спрячьтесь куда-нибудь!
Вжавшись лицом в еще свежую краску, он обречено застонал:
— Начинается…
Долгов не шелохнулся и удивленно смотрел на подпрыгивающего от злости особиста. О ком это он так?
Но Федоров наконец справился с разъехавшимися в стороны водянистыми глазами и сфокусировал взгляд на старпоме. Лицо его вытянулось и стало красным, как палуба танкера. Он ткнул указательным пальцем свободной левой руки в Долгова и ядовито прошипел:
— Ты думал, что смог меня объехать? Ты поверил, что провел чекиста Федорова?
Теперь особист перешел на истеричный визг.
— А это ты видел, фашистское отребье?!
Пальцы свернулись в кукиш.
— Не родилась еще такая вражина, которая смогла бы обдурить чекиста Федорова. Ко мне! Бегом! На допрос! Я тебя показательным судом…
Долгов не сразу нашелся, что ответить. Он даже обернулся, может, кто-то еще рядом стоит и особист визжит на него? Оказывается, нет. Это он так о нас.
— Ты пистолетик спрячь, — ласковым тоном наставника обратился он к Федорову. — А то еще ножку прострелишь.
— Да я тебе! Да я!..
Особист так и не смог придумать, что он сделает со старпомом, и, задыхаясь от злости, прохрипел:
— На допрос! Живо! Сейчас я все из тебя выбью! Сейчас ты мне все расскажешь! У Федорова молчунов не бывает!
Понимая, что с ним лучше не спорить, поскольку пьяный дурак может пальнуть уже не в воздух, а в него, старпом вошел в каюту. Федоров прикрыл за собой дверь и боком, держа Долгова под прицелом, протиснулся к столу.
— Ну что, фашистский прихвостень, сам расскажешь, как немцам продался? Или будешь изворачиваться? Но я тебя быстро к стенке прижму! Ты вот это видел?!
Федоров схватил со стола телеграмму и помахал ею перед носом Долгова. Выкатившиеся из орбит глаза и запекшиеся вокруг рта слюни придавали ему сходство с сорвавшимся с цепи псом. Небольшая каюта мгновенно наполнилась запахом перегара. Долгов поморщился. Он посмотрел на желтый лист бумаги в руках особиста и спросил:
— Ну и что это?
— Твой приговор! Я тебе сразу не поверил. Но решил проверить и дал запрос в Москву — присылали ко мне кого-нибудь или нет? Так вот он, ответ! Никто никого никуда не посылал! Как я тебя прихватил? Чувствуешь руку опытного чекиста?
Старпом потерял ход мыслей Федорова и озадаченно произнес:
— Каждой крысе нравится, как она кусается… Да только не пойму — что ты несешь? Какой запрос? Какая Москва? Ты вообще о чем говоришь?
— Рассказывай, рассказывай! Да только не выкрутиться тебе из моих цепких рук! Я врага народа за версту чувствую! Если ты не из Москвы, то откуда ты здесь взялся? Молчи! Я и сам знаю! Немцы тебя нам подсунули, чтобы ты на нас самолеты наводил! Что?! Молчишь?! Ничего, заговоришь! Не остановить тебя будет, когда я тебя к стенке поставлю!
Все еще не понимая, с чего вдруг особист принял его за шпиона, старпом, стараясь успокоить взвинченного Федорова, продолжал говорить с ним ласково, как с ребенком:
— Давай так: ты пистолет положи на стол и не размахивай, а то на пол уронишь. А я тебе сейчас все расскажу.
— Да я и так все знаю! У тебя на лбу «предатель» написано! Как же тебя к нам на танкер подсунули? На подводной лодке?
«Ого! — удивился про себя Долгов. — Может, и вправду существует чекистская интуиция?»
— Меня подобрали с американского торпедированного парохода. Ты бы хоть у капитана и команды поспрашивал, прежде чем истерику закатывать.
— А ты мне зубы не заговаривай! С какого еще парохода?
— С американского! С того, что впереди вас шел. Которому, пока ты спал, немцы торпеду всадили.
На мгновение на лбу у Федорова обозначилась извилина раздумья. Что-то, кажется, об этом кто-то из матросов говорил. Он потянулся к стоявшей под столом бутылке. От крика во рту пересохло, как в перегретой духовке. Жадно присосался к горлышку, облился и, утерев рукавом рот, криво усмехнулся.
— Складно врешь, да не на того напал.
Федоров отставил бутылку и направил пистолет в лоб Долгову.
— А теперь задери тельник и давай мне то, что ты там прячешь. Я еще днем заметил, как у тебя брюхо оттопыривается.